Подробности создания истребителя Су-27

30 лет назад, летом 1977 года, впервые поднялся в воздух самолет Т-10, который должен был стать, но так и не стал прототипом знаменитого ныне Су-27.  

А первому полету Т-10С, прототипа данного истребителя, в эти же дни исполнилось чуть больше 26. О том, как создавался прославленный "Су", о сложностях конструкторской работы над ним вспоминает академик РАН Георгий Бюшгенс. В те далекие годы он был первым заместителем директора ЦАГИ имени Н.Е.Жуковского.  

ВДОГОНКУ ЗА "ОРЛОМ"  

- Начну немного издалека, - начал свой рассказ Георгий Сергеевич. - Где-то в конце 60-х годов у нас появилась информация, что американцы создают новый маневренный и сверхзвуковой истребитель, который сегодня известен под маркой F-15 "Игл" - "Орел". Они очень интенсивно над ним работали, и в 1972 году, по-моему, состоялся первый вылет этого самолета. Мы к этому времени уже тоже получили о нем кое-какие информационные материалы. Но далеко не полные. Облик "Игла" был нам неизвестен. Но, тем не менее, ЦАГИ начал предварительные исследования этого типа боевой машины.  

А надо сказать, что в 1967 году мы выпустили истребитель МиГ-23 с изменяемой геометрией крыла. Его только-только запустили в серию. И тут новая задача - понять, что представляет обой F-15, в чем его преимущества и что мы можем и должны ему противопоставить. В первую очередь, по отношению к МиГ-23. В этой работе участвовали не только мы, ЦАГИ, но и Министерство авиапромышленности - его руководителем тогда был Петр Васильевич Дементьев, военные, ведущие конструкторы, КБ. Министр собрал научно-технический совет.  

Я как представитель ЦАГИ докладывал нашу концепцию. В основе ее лежала схема трапециевидного крыла с отклоняемым носком. Мы обнаружили очень интересную вещь. Если на крыле сделать острый корневой наплыв, своеобразный заостренный профиль, то там индуцируется мощнейший вихрь. В этом вихре возникает разрежение, которое располагается над крылом. Оно вызывает огромную подъемную силу. Раза в полтора больше, чем обычно. Этот эффект мы и предложили поставить на вооружение.  

А для того чтобы крыло работало на больших углах атаки, мы предлагали на остальной части крыла сделать отклоняемые носики. То есть настроить профиль для того, чтобы он обтекался с носка без отрыва потока. И это нам удалось. В результате, если опустить другие технические подробности, которые понятны только специалистам, при большой подъемной силе у нас так же резко уменьшилось лобовое сопротивление воздуха. А значит, при той же самой тяге, что была раньше, на больших углах атаки мы получали большую подъемную силу и еще большую маневренность, могли легко менять траекторию полета на очень больших скоростях.  

Предложение ЦАГИ об использовании этого эффекта в создании новых истребителей неоднократно звучало и на заседаниях президиума министерства. На этих докладах, кроме Дементьева, присутствовали главком ВВС Главный маршал авиации Павел Кутахов, его заместители и, конечно, генеральные конструкторы - Павел Осипович Сухой, Артем Иванович Микоян, а когда его не стало, Ростислав Аполлосович Беляков, Александр Сергеевич Яковлев. Основываясь на обсуждении той концепции, мы и решили обратиться в правительство с просьбой о подготовке решения о начале работ по новому маневренному истребителю. Нас поддержала Военно-промышленная комиссия при Совете министров СССР. Ее председателем был тогда Леонид Васильевич Смирнов.  

ВПК выпустила соответствующее решение, а наш министр - приказ, где было поручено трем генеральным конструкторам, Микояну, Яковлеву и Сухому, сделать предложение по облику будущего истребителя. Получилось что-то вроде конкурса между ними.  

ЦАГИ тогда очень активно работал с "МиГом", предложив ему то самое крыло, которое мы разработали. И они его приняли. А у "Сухого" было свое видение нового крыла. Они пришли к своему решению, которое показалось нам сомнительным. Это сомнение заключалось в следующем. Если мы образовывали те самые вихри только в центральной части крыла наплывом, то отклоняемым носком защищали остальную часть от срывов. А они решили сделать острую кромку по всему крылу, то есть специально образовывать вихри и срывы. При выходе на большие углы атаки, как потом обнаружилось, появлялись тряска и колебания всего самолета. Все это подтвердилось в процессе летных испытаний.  

А до того "Сухие" упорно отстаивали свою, по моему мнению, ошибочную позицию. На рисунке, который я вам отдаю, схемы проектов, которые обсуждались на научно-технических совещаниях. Первый - самолет Микояна-Белякова, предложений по нашей совместной концепции, затем истребитель Яковлева, который не прошел тендера из-за того, что там были разнесены двигатели. А если один из них вдруг останавливался, самолет не мог удержать равновесие в полете. И третий рисунок - это проект "Сухого". Его крыло называется "готическим". Оно без механизации острой передней криволинейной кромки, которая образовывала срыв.  

КОНКУРС НА ДВОИХ  

- На всех этих совещаниях мы много спорили, чей проект лучше, - рассказывает академик. - Но к согласию так и не пришли. Каждый из генеральных пошел своим путем. ЦАГИ начал интенсивную работу с их моделями в аэродинамических трубах. Лучше всего у нас обстояло дело с ОКБ Микояна. Идея острого центрального наплыва и отклоняемых носков на трапециевидном крыле с прямой кромкой, по моему мнению, у них была воплощена блестяще. Мы испытывали модель "МиГа" на самых разных режимах в аэродинамической трубе несколько тысяч часов.  

Причем трубы у нас уникальные. Есть с рабочей частью на два с лишним метра. Мы туда могли поместить очень большую модель, на которой отрабатывались все детали реального полета маневренного истребителя, режимы сваливания, выполнение фигур высшего пилотажа... Мощность наших аэродинамических труб, к примеру Т-128-й, - это больше 100 тысяч киловатт".  

- Что означает 100 тысяч киловатт для аэродинамической трубы? - спрашиваю у академика.  

Он объяснил мне это на очень простом примере.  

- Чайник у вас дома есть?  

- Есть.  

- Так вот у чайника мощность 500 ватт, полкиловатта. А здесь 200 тысяч чайников. Целая электростанция. Она и работала на нас и на истребители Микояна и "Сухого".  

- И хотя "Сухой" разрабатывал другую концепцию, - продолжил рассказ Георгий Бюшгенс, - специалисты ЦАГИ ему все равно помогали.  

В 1977 году первым поднялся в воздух истребитель "Сухого" Т-10. Пилотировал его летчик-испытатель Владимир Ильюшин. Он прилетел и сказал: "Знаете, не годится. Малейшее увеличение угла атаки - и начинается такая тряска, что для маневра истребителя недопустимо. Надо что-то делать".  

Это была середина 77-го года. А через несколько месяцев, в октябре, взлетел МиГ-29. Летчиком-испытателем на нем был Александр Федотов. Вернулся на аэродром, говорит: "Все очень хорошо".  

- Между Т-10, или Су-27, и будущим МиГ-29 была солидная весовая разница, - заметил журналист "НВО".  

- Да, разница была. МиГ-29 несколько легче, он рассчитан на двигатели меньшей тяги, порядка 7,5 тонн, а Су-27 более тяжелый, у него тяга 10-12 тонн. На каждый двигатель. Так что по массе самолеты отличались. Из-за этого тоже споры возникали.  

- Какие?  

- Дело в том, что концепции создания истребителей у генеральных конструкторов были разными. И не только по крылу. Беляков, например, считал, что надо делать более легкую машину. Сухой - что надо делать более тяжелую. Почему? Вероятно, потому, что, как я понимаю, территория нашей страны большая, надо иметь машину с большей дальностью, большим временем полета, чтобы защищать большее пространство. Один из генеральных ориентировался на фронтовые операции, которые имеют меньшую протяженность и требуют меньшей дальности полета. Другой замахивался на оперативно-стратегические. Ему нужны были более мощные машины. А в ВВС с самого начала не знали, какая именно машина им нужна, выбирали, какая будет лучше.  

В какой-то момент мы вдруг очень четко выяснили, что такое сверхзвуковой и маневренный истребитель F-15 "Игл". Нам стали известны его реальные параметры.  

- А каким способом выяснили?  

- Сначала разведка добыла эти сведения. А потом американцы сами опубликовали их. Затем они показали этот самолет на выставке в Ле Бурже. У меня есть фотография, где Ростислав Беляков стоит на фоне "Игла". Мы его даже подначивали: делай так, чтобы американцы потом за честь считали сфотографироваться возле твоего самолета...  

На очередном совещании у министра Дементьева возник вопрос: а зачем делать два самолета? И какому из них отдать предпочтение? Маршал Кутахов и его заместители судили-рядили - а они уже знали, что один идет хорошо, а у другого возникли трудности, - но мнение свое не высказывали. И тут от микояновской фирмы поднимается заместитель генерального конструктора Глеб Лозино-Лозинский и говорит: "Товарищи! А давайте все-таки сделаем два самолета. Один будет обслуживать фронтовую зону, а другой - совершать более глубокие рейды".  

Военным это предложение понравилось. Им чем больше, тем лучше. И всем остальным это предложение тоже понравилось. Тогда министр Дементьев спрашивает: "Ну а сколько нужно сделать одних и других? Мне очень важно это знать, чтобы заводы начинали готовить оснастку и как я их смогу загрузить..."  

Тогда была такая система. Самолет еще делался, проектировался, еще не прошел до конца летные испытания, а на заводах уже готовили серию. Оснастку для него, заготовки и прочее. Но никто из присутствовавших сразу на вопрос министра ответить не смог.  

Правда, некоторые ученые - это были представители ГосНИИАС (Государственного научно-исследовательского института автоматических систем, который возглавлял академик Евгений Федосов) - почесали затылки и сказали: "Су-27, то есть тяжелых, надо делать две трети, а легких, Миг-29, - одну треть. Из общего количества".  

Я поднимаю руку и говорю: "Странно, что мы линкоров делаем больше, чем крейсеров".  

Дементьев замечает: "Да, товарищи, вы что-то тут загнули неправдоподобное. Подумайте немного и потом нам скажете".  

На следующем совещании представители ГосНИИАС предложили: "Мы подсчитали и пришли к мнению, что в боевых условиях нужно ровно две трети легких и одну треть тяжелых".  

Дементьев их поддержал: "Это больше похоже на правду".  

В результате было решено выпускать обе машины. МиГ-29 сразу пошел, а с "Сухим" получилась неувязка. Возник вопрос: что делать? И в конце 1977 года, а первый вылет Т-10, напомню, был в середине года, собралась макетная комиссия. У нас была такая процедура - сдача эскизного проекта, предъявление его заказчику. Она как раз и проходит на такой комиссии. Собираются военные - генералы, полковники, представители промышленности и обсуждают: принимать или не принимать предложенное "изделие".  

На той макетной комиссии я не выступал. О проекте Су-27 докладывал Михаил Симонов, хотя генеральным конструктором ОКБ "Сухого" был тогда Евгений Иванов, а Симонов был по этой машине главным конструктором. Он тогда еще оставался в КБ, потом ушел работать в министерство. А не выступал я потому, что понимал: одобрить работу ОКБ не смогу, а начну говорить что-то против нее - возникнут проблемы. Не исключено, решат проект закрыть. И уже перед началом заседания подошел к руководителю комиссии и предложил ему эскизный проект принять, макет утвердить, а крыло переделать в соответствии с рекомендациями ЦАГИ.  

Такое решение было сформулировано.  

ГЕОМЕТРИЧЕСКИ ПОДОБНЫЕ  

В те же дни фирма "Сухого" выпустила краткий отчет об испытательном полете Владимира Ильюшина на Т-10. Я этот отчет получил как официальный документ и когда увидел заключение летчика, что самолет не годится в той конфигурации, в какой он создан, доложил своему начальнику, что еду к министру авиапромышленности и буду настаивать, чтобы вышло распоряжение о переделке крыла. Директор ЦАГИ Георгий Петрович Свищев согласился со мной, и я поехал.  

Петр Васильевич Дементьев к тому времени умер, и министром уже был Василий Александрович Казаков. Я приехал к нему и сказал: "Так и так, такую машину выпускать нельзя".  

Он говорит: "Ты что, с ума сошел? У меня на заводе стапеля стоят. Мы начали уже заготовки делать. А ты говоришь, не годится. Представляешь, что произойдет?"  

Я настаиваю: "Василий Александрович, иначе нельзя. Вы выпустите самолет, который будет непригодным".  

Он тут же вызвал Иванова, который был генеральным конструктором ОКБ "Сухого". Тот приехал, и Казаков его спрашивает: "Ты согласен с точкой зрения ЦАГИ? Согласен переделывать крыло?"  

Иванов немножко покрутился, поерзал и говорит: "Что тут поделать, Василий Александрович, надо переделывать..."  

Через некоторое время, это уже было начало 78-го года, Казаков выпустил приказ о том, что нужно провести работу по переделке крыла в соответствии с рекомендациями ЦАГИ. И мы приняли решение: взять за основу то, что сделано было на МиГ-29, как уже апробированное и начать работу по переделке Су-27.  

- Один истребитель легче, другой тяжелее, как у них может быть одинаковое крыло? - задаю вопрос академику.  

- Оно геометрически подобно. Только в другом масштабе. Но формирование практически одно и то же. Профили такие же, отклоняемые носики, наплывы...  

Эта работа по переделке крыла, связанная с отработкой всего самолета, продолжалась почти 3,5 года. Конечно, в ходе этого процесса делались и другие вещи. О них достаточно подробно говорится в некоторых книгах. Немного об этом рассказал тогдашний заместитель генерального конструктора ОКБ "Сухого" Олег Самойлович - очень толковый конструктор. Его считали правой рукой Павла Осиповича Сухого. Они приложили большие усилия, чтобы "обжать" объем фюзеляжа. Для этого, к примеру, им пришлось перенести с двигателей, которые делали на фирме Архипа Михайловича Люльки, всяческие вспомогательные механизмы - динамо, насосы для гидравлики, - расположенные на верхней части фюзеляжа, под корпус машины.  

- Помню, Симонов, - вставил реплику журналист, - так повествовал о реакции Люльки на это предложение: "Ты, Михайло Петрович, придешь домой и скажи своей жене, чтобы она свои сиськи на спину перекинула..."  

- Да. На том совещании, где прозвучало это предложение Симонова, как раз и разыгралась эта драма с Архипом. Люлька был мужик крепкий, жилистый, он сначала отнекивался от всех предложений, а потом его, что называется, додавили. Тем более что расход топлива у него был великоват, и его по этому параметру тоже дожимали.  

- А Симонов в это время был уже генеральным конструктором?  

- Нет, Симонов по-прежнему оставался главным конструктором и продолжал работу над Су-27. Первый вариант этого самолета с "готический" крылом, как мы уже говорили, взлетел в середине 1977 года. Генеральным конструктором, повторяю, тогда был уже Евгений Иванов. В конце 1979 года, когда Силаев, который занимал должность заместителя Казакова, ушел в другое министерство, Симонова назначили заместителем министра авиапромышленности. И он ушел из фирмы. Главным конструктором Су-27 назначили Николая Колчина, очень хорошего парня. Мы работали с ним. Наша совместная работа закончилась первым полетом нового, переделанного самолета только в начале 1981 года. Симонова в это время на фирме не было.  

- Но Симонов на посту заместителя министра наверняка курировал эту работу?  

- Наверное. Он был замом министра по легким машинам. И без внимания "свой самолет", видимо, не оставлял. Но что я хочу подчеркнуть: все эти годы я Симонова в нашем институте в глаза не видел. Все контакты ЦАГИ были сначала с Павлом Осиповичем Сухим, потом, когда он умер, с Ивановым и его помощниками - Колчиным, Самойловичем, Черновым (он потом трагически погиб в автомобильной катастрофе)... Даже после первого вылета, который состоялся в 1981 году, исследования в ЦАГИ по Су-27 продолжались. Я скажу, почему.  

Академик Бюшгенс берет в руки модель Су-27 и показывает:  

- Вот здесь заканчивается острый наплыв, а это отклоняющийся носок. Оказывается, место их схождения влияет на устойчивость самолета, на эффективность его управления. И ответить на вопрос, где выбрать точку схождения наплыва и носка, можно только после серьезных исследований. Теоретически это определить невозможно. Только в аэродинамической трубе. А устойчивость пути влияет на способность истребителя держать заданный курс. Отклонение носков на, предположим, 15-18 градусов влияет на устойчивость машины на больших углах атаки. И детали этого режима надо выяснять в трубе.  

Таких взаимодействий, перекрестных влияний очень много. Вот, например, воздухозаборник. Построить его правильно - тоже целая эпопея. Задача воздухозаборников на больших скоростях, когда вы переходите за скорость звука, - затормозить поток воздуха до звуковых скоростей. Двигатель просто не работает в сверхзвуковом потоке. И воздухозаборники должны так действовать, чтобы притормозить поток воздуха, когда это нужно. Причем не просто притормозить, а затормозить с наименьшими потерями для скорости, чтобы не добавлять сопротивления и не уменьшать тяги. А все это требует изящного подхода, соответствующей теории, расчета и испытаний, экспериментов. Тысяч часов в аэродинамической трубе и специальных труб.  

Когда летчик увеличивает угол атаки, он должен знать, как будет работать на этом режиме двигатель. Если он решил перейти в пикирование, на отрицательные углы атаки, как сработает здесь воздухозаборник? А как он будет реагировать на скольжение? Словом, поиск ответов на эти вопросы требует гигантской работы. И она идет. Тут никакой конструктор со своими фантазиями ничего придумать не сможет, потому что это целая отдельная наука, на которой у нас "сидит" очень большая лаборатория (раньше число ее сотрудников превышало тысячу человек, сейчас осталось примерно 250). Специальное оборудование, и так далее, и так далее...  

КОНСТРУКТОРСКИЕ СКАЗКИ И ПАТЕНТНАЯ БЫЛЬ  

- В некоторых газетах, - отмечает академик Бюшгенс, - можно прочитать, что "сотрудники ОКБ "Сухого" приезжали по ночам в ЦАГИ, когда никого не было и руководство института уходило домой, и обдували свои модели в наших трубах". Но это сказки. Работа над испытаниями нового облика Су-27, как я уже говорил, продолжалась больше трех лет, ничего по ночам здесь посторонним делать нельзя, сюда никто чужой проникнуть не может, его просто задержит охрана...  

Кроме того, чтобы поставить модель в трубу, нужно пройти достаточно длинную процедуру. У нас есть специальный комплекс измерений: какой профиль модели, какова ее высота, ширина - всю ее геометрию "пропускают" через ЭВМ. Все это воспроизводится и контролируется. Мы не можем "кота в мешке" сажать в трубы - это крайне дорого. Я вам называл мощность труб - 100 тысяч киловатт. Программа испытаний утверждается по инстанции, ведущий инженер проходит заведующего лаборатории, тот ко мне приходит. Очереди были колоссальные, столько КБ, столько желающих провести наши исследования - тайно это сделать невозможно.  

- Это же газета, упрощенный подход, - пытаюсь защищать публикации коллег.  

- Упрощать можно, - соглашается Георгий Сергеевич, - но до определенных пределов. Нельзя искажать суть дела. Работа шла годами, а не ночами. Искажают правду с какой-то целью те люди, которые дают журналистам искаженную информацию, а газетчики и их читатели - своеобразные жертвы этих искажений.  

Почему так происходит?  

Потому что у победы много родителей, это только поражение сирота. За время работы над Су-27 не раз менялись его конструкторы, главные конструкторы и даже генеральный. Между ними проходили различные конфликты. Кто-то приходил, кто-то уходил. Кто-то умер. Я уже называл некоторые фамилии. После смерти Евгения Иванова на должность генерального был назначен Михаил Симонов. И вся работа по отработке геометрии и обводов Су-27, который уже стал одним из лучших истребителей страны, была оформлена в виде патента.  

В этот патент официально вошли от ЦАГИ я, начальник второго отделения Виталий Микеладзе (он, к сожалению, недавно умер) и ведущий по самолету - он все эти исследовательские работы проводил - Георгий Якимов, доктор наук, кстати... Со стороны ОКБ там были все участники работы над геометрией и обликом окончательного варианта Су-27. Среди них - Евгений Иванов, Валерий Николаенко, Леонид Бондаренко, Владимир Антонов, Леонид Чернов, Олег Самойлович, Михаил Симонов, Станислав Кашафутдинов (он представлял СибНИА).  

Этот панет 1996 года охраняет геометрию истребителя Су-27, то, что определяет его летно-технические и пилотажные характеристики. Одновременно с этим патентом были оформлены патенты (в том же составе) в США, ФРГ, Великобритании, Франции и других странах. В том же году авторы передали право собственности на свой патент дирекции ОКБ "Сухого".  

А через несколько месяцев была подана заявка и в конце 1998 года Михаил Симонов и его коллеги оформили новый патент "на полезную модель". Там появились другие фамилии. При этом использована наша геометрия, - говорит академик, - но уже без ссылок на наш патент, хотя новый содержит и много дополнительных деталей по конструкции, приборам, вооружению. А потом появился и третий патент на Су-27 с той же геометрией, но на имя одного Симонова.  

- Отрицать его личную роль и его коллег в создании конструкции, оборонного вооружения, организации технологий и всего производства никто не собирается, - сказал мне Георгий Бюшгенс. - Но зачем игнорировать участие и роль в этой работе других, которые создали фундамент успеха Су-27 в виде аэродинамической компоновки, зачем замалчивать роль ЦАГИ?